| Новости | Музыка | Об ансамбле | Лирика | Инструменты | Фото |

- ЧИТАЛЬНЯ -

Горе Земле Русской (статья Р. Лебедева)
__________________________________________________________________________

Славянские аутентичные песни

Предисловие
Солнце и Добринка
Солнце и юнак состязаются
Девушка и Солнце
Ой, росица молодая!
Ворон каркнул на высокой ели
_________________________________________________________________________

Русская народная поэзия
__________________________________________________________

Разное

Древнерусские шрифты


Горе Земле Русской

скачать статью (7,35 Кб) В той комнате незначащая встреча:
Французик из Бордо, надсаживая грудь, Собрал вокруг себя род веча
И сказывал, как снаряжался в путь
В Россию, к варварам, со страхом и слезами; Приехал - и нашел, что ласкам нет конца;
Ни звука русского, ни русского лица
Не встретил: будто в отечестве с друзьями; Своя провинция.
Посмотришь вечерком
Он чувствует себя здесь маленьким царьком...
...Я одаль воссылал желанья смиренные,
Однако вслух,
Чтоб истребил господь нечистый этот дух пустого, рабского, слепого подражанья;
Чтоб искру заронил он в ком-нибудь с душой, Кто мог бы словом и примером
Нас удержать, как крепкою вожжой...
............................А.С. Грибоедов "Горе от ума"

Эпилогом является небезызвестный монолог Чацкого в комедии великого русского писателя Александра Сергеевича Грибоедова "Горе от ума". Можно смело сказать, что и в наше время строки этого произведения не утратили своего былого значения, которого хотел придать им автор.


Могли бы Дмитрий Донской или Александр Невский подумать, что в начале XXI века славянские государства, воспитанные на общей борьбе с иноземцами, чуждой религией, культурой попираемые и с Запада и с Востока будут разбежавшись (в который раз) по углам на потеху всему миру ослабляя себя политически, экономически пытать счастья одни у бывших притеснителей, другие упрямо упершись в одно место, строят стену недоверия между народами-братьями. Эксперимент будет провален в очередной раз, история повторится, но только, сколько воды утечет, сколько времени будет попусту утрачено и заложником игры политиков в очередной раз окажется народ славянский.


Можно моделировать принципы экономики, можно даже везде сделать "евроремонт", но погасить очаг культуры у которого сотни поколений славянских народов росли и мужали как нации, которые благодаря общению, дополняли друг друга не растворившись в массе тевтонов и татаро-монгольских племен, а путем страшной борьбы, потеряв сотни тысяч людей, стоя по колено в крови сумели отстоять себя как народы не допустив размыва и подмены культурного слоя предков и не только устояли, но и мир вздрогнул от рождения гигантов в области культуры, науки, политики.


А что сейчас? Какое поколение грядет? То с чем не безуспешно боролись наши предки скользкой змеёй вползает в души молодых, растлевая и уничтожая то самобытное, что веками охранялось и развивалось, само понятие русского народа, русича, славянина. Нашу жизнь заполняли чужеземные слова, фильмы, книги и не шедевры искусства, которые мы рады бы принять у себя, а низкопробная похабщина, с чуждыми нам нравственностью и моралью. Взять хотя бы ту же "цивилизованную, просвещенную" культуру Запада, которая как шакал кинулась добивать и так забитую до смерти коммунистами русскую национальную идею, подменяя её идеей, так называемого общества всеобщего благоденствия. Неужели могли наши деды и прадеды предположить степень разложения за каких-нибудь десять лет. Кривляющаяся - пошлая рожа с экрана, пустые песенки с сексуальным дыханием приматов и прочие элементы суррогата культуры так называемых "цивилизованных стран". Мы подарили миру Пушкина, Гоголя, Ломоносова, Чайковского и многих, многих других признанных мировых гениев; создали уникальные по своей силе и воздействию на человека балет и театр, подражаем сейчас наркоманам, педикам и проституткам с Бродвея, умиляемся каким-то несуразным мюзиклам, называя их верхом театрального искусства. Можно подумать, что я призываю построить новый "железный занавес", который отгородит нас от достояний мировой культуры, но это не так: наши славянские народы никогда не отторгали образцы настоящего искусства и культуры, которые были действительно великими творениями достойными нашей культуры.


Поэтому я хочу задать всем вопрос: куда же делась наша русская гордость (но гордость не унижающая другие народы, а наоборот относящаяся к ним, как к своим меньшим братьям), неужели за 70 лет власти коммунистов и 10 лет правления "демократов", а по большому счету тех же номенклатурных партийных работников, из души русского человека были искоренены поняти о честности, братстве, справедливости?


Из нашего с вами сознания вытравляется все великое, что связывало наши народы, в ход идут уничижительные истории о ленивости славян, об их второсортности, неспособности устроить свою жизнь по западным меркам.
Какая чушь! Когда каторжан (отбросов европейского общества) со всех колоний кичливой Англии высаживали в Австралии и Северной Америке это была защита цивилизаций от извергов рода человеческого, и эти народы, замешанные на воровских законах и традициях, путем геноцида уничтожившие коренные народы пытаются сейчас с самодовольностью ожиревших гусаков поучать славян, сохранивших с древнейшив времен свою самобытность и неповторимость, как нам устраивать жизнь. И прискорбно, горько сознавать, что находятся у них приспешники в славянских народах, которые сами, наверное, не осознают, что творят. За миску чечевичной похлебки ввергают народы в пучину общества самопожирающего себя, общество рабов с разной степенью свободы, одних в золоченых клетках-особняках и дорогих автомобилях, других полунищих в разваливающихся квартирах с унижением ждущих подачки, но все равно рабов.
С каким сатанинским хладнокровием, пользуясь тяжелейшим экономическим положением переходного периода, нам насаждают зерна ненависти друг к другу. Братья-славяне опомнитесь, никогда западная финансово-промышленная рать - расчетливая, хладнокровновсе просчитывающая, поднаторевшая на грабежах колоний, не имеющая национальности даром ничего не давала. За все придется платить и не только потерей экономического и материального плана.
Рачительно хозяйствовать мы, в конце концов, научимся, но вот сохраним ли мы те качества, которыми до сих пор восхищаютя так называемые "цивилизованные" страны, наш дух, мораль, нравственность, или общество всеобщего потребления превратит нас в прилизаных "гансиков" или ожиревших от самодовольства Биллов и Джонов с угодливо бегающими глазенками, хихикающих по поводу или без повода и почитающие рекламные клипы за вершину кинематографии, а вывески - изобразительного искусства! Эх, славяне, где Ваша доброта и снисходительность большого исильного все, что притягивало к Вам на протяжении столетий другие народы. Богачи так беспечно транжирите все, что пращуры собирали и оставили нам, живущим сегодня. Какая дикая неосмотрительность, недальновидность, серость мышления. А ведь землю ни один народ никуда унести не сможет, мы все обречены жить рядом и какие мы будем в этом большом доме населенным сотней народов от этого будет зависеть кто мы - что мы в этом мире. Отпугивая от себя других, славянские государстваи между собой не добьютса единения, не пример ли этому Балканы. Или хочется повторить на практике так Евро - Азия это не Балканы. Мир треснет если не дай бог случится подобное у нас.


Россия всегда представляла из себя лакомый кусочек для захватчиков, а сейчас когда "техногенные процессы" пожирают мировые запасы полезных ископаемых с громадной скоростью, для многих стран наличие в России громадных запасов сырья становится основой в разработке далеко идущих планов. Вот откуда и расширение НАТО на Восток, и подогревание сепаратистских настроений внутри России и поддержка напряжения между когда-то братскими республиками бывшего Союза ССР. Оставить Россию в изоляции, наблюдать, как в ней развиваются разрушительные процессы, затем объявить это опасностью для всего мира и далее повторить "балканский вариант". Неужели сегодняшнее поколение политиков настолько оболванено сладкими речами Биллов, Гельмутов и т.п. Неужели наши политики настолько глупы и недальновидны, что превращают Россию в сырьевую колонию запада. И если мы мыслим, что после нас должно остаться сильное государство, то разве можно проводить такую политику, как сегодня. И дело не только в бряцании мускулами, как могут обвинить меня, не в излишней агрессивности. Компонентами сильного государства являются не только мощная армия, это даже не в первую очередь, а мощный культурный, научный потенциал. Гордое самоосознание себя великой нацией будет пустой похвалой и зазнайством без стройной системы образования, развития всех видов искусств. Но на основе того мощного пласта, тех корней, которые идут из Киевской Руси, Петровской и Екатириниской России, из самой гущи народа, столько правителей и войн, но остался самобытным со своим, только ему присущим культурным обличьем. Это ли не показатель жизнеутверждающей мощи славянского бытия, так какого рожна нам надо, что мы плутаем, что мы все хотим кому-то подражать? Гордость и величие наши не в богатстве, в первую очередь, гордость и величие нации в её видении своей истории и своего будущего. Всё остальное только приходящее.

........................................................................................................................................................................Роман Лебедев

К началу страницы


Славянские аутентичные песни

перевод с болгарского, сербскохорватского и словенского
Ю. Смирнова

ПЕСНИ ЮЖНЫХ СЛАВЯН
Примерно четырнадцать веков назад славяне пришли в движение. Это была одна из могучих волн "Великого переселения народов".
Мы не знаем точно исходный район: чужеземные письменные источники скупы и обманчивы, археология то обнаруживает славян повсюду, то не может найти их материальные следы. Но на Балканы славяне двигались с севера, через Карпаты, равнины Дакии и Паннонии. К Рейну славяне шли с востока. В верховья Днепра и к Ильмень-озеру они пробирались с юга.
Мы не знаем точно причин этого движения. Можно придумать любую причину и с такой же легкостью заменить ее другою. Что побуждало их сниматься с насиженных мест и идти все дальше и дальше? Жажда наживы? Поиски земли обетованной? Перенаселенность родных краев? Вражеские нашествия?.. Колышется в дали веков загадочная история, как раскаленный воздух под балканским солнцем или как радуга на порогах северных рек - не приблизишься, не ткнешь пальцем.
Мы знаем лишь некоторые результаты движения славян. В VI-VII веках н. э. славяне оказались хозяевами самых обширных территорий в Европе. Они уже выходили к теплым морям - к Эгейскому (Белому!) и Адриатическому, в благодатные края, где растут вечнозеленые смоковницы и зреют виноградные гроздья. Их манили Ладога и Онего, Волга и Дон. К X веку славянские поселения были в Северной Италии, в Пелопоннесе, на Крите, в Малой Азии, на Белом озере и там, где потом появился крепкий город Гамбург.
Но уже поднимались встречные волны со всех сторон. И стали рваться не упрочившиеся связи между славянами. Вторжение угров (предков венгров) в IX веке в Паннонию, ставшую их новой родиной, разорвало непосредственное соседство славян южных и западных. Походы византийских императоров, смущенных дерзостью русского князя Святослава, привели к завоеванию Ьолгарии, к полуторавековому византийскому игу, к исчезновению общей границы между Болгарией и Киевской Русью, славянами южными и восточными.
Память о родстве и близости славян то хранилась лишь келейными книж- | никами, то оживала с приходом южнославянских мастеров и священников на Русь, то втаптывалась в развалины конницей кочевников... Текло время, шло, бежало, взвивалось огненными сполохами войн п застывало на пепелищах и снова текло, шло, бежало, кое-где, наверное, и без оглядки, без памяти, потому что некому или нечего было вспоминать.
А была еще одна память, не келейных книжников, а народная. В ней не удержались отголоски ранних воспоминаний о родстве славян, зато во множестве сохранились факты, недвусмысленно родство подтверждающие. Эта память - фольклор, если пользоваться общепринятым английским термином, то есть народное знание о себе и окружающем мире. В верованиях и обрядах, в заговорах и приметах, в сказках и песнях славяне, как и любой другой народ мира, передавали свои знания от поколения к поколению. Каждый фольклорный текст был определенным стереотипом народного мышления, а совокупность произведений - системой народных представлений об отношениях внутри своего, человеческого мира, во внешнем, часто мифологизированном, мире и между этими двумя мирами. Народная память не могла не меняться с течением времени. И нередко причиной тому оказывались не только обстоятельства внутренней жизни, побуждавшие переделывать и приспособлять к общественным изменениям дедовские стереотипы мышления, или смешение с другими, неславянскими народами.
В 30-е годы XX века в Заонежье, на родине Трофима Рябинина и других сказителей, было отмечено бытование не менее сорока пяти былинных сюжетов. После войны бытовала только треть этих сюжетов. Былины погибали вместе с людьми. Физическое уничтожение людей влекло за собой гибель эпической традиции. На примере этого свежего факта нетрудно представить жестокие последствия каждого вражеского нашествия для фольклорной традиции. Тысячи фольклорных произведений, в особенности самых ранних и архаичных, безвозвратно погибли, из-за чего многие фольклорные образы стали загадочными и непонятными. Фольклор превратился в книгу со множеством вырванных страниц.
Вторая половина I тысячелетия н. э. была переломной для славян во многих отношениях. Здесь очень важно отметить стремление историков перенести начальную грань феодального периода в истории славян к VI-VII векам, то есть ко-времени активного заселения славянами Балкан и Восточной Европы. Эта нижняя граница государственности у славян, на наш взгляд, служит своего рода указателем того, что по меньшей мере с этого времени в славянском фольклоре могли зарождаться эпические сюжеты об отражении вражеских нашествий, о решении межэтнических конфликтов путем единоборства двух воинов, полузависимом или вовсе независимом положении эпического героя ("феодала") относительно "царя" или "короля" и т. д. В общественной жизни славян того времени, безусловно, актуальную роль играли языческие верования, кровнородственные отношения, обряд умыкания, обычай брать жену за
пределами своего рода (племени) и другие явления, широко отразившиеся в эпосе в виде определенных стереотипов.
Переломные эпохи всегда оставляют заметный след в жизни и памяти людей. Вторая половина I тысячелетия н. э. была для славян, ве-т оятпо, одной из самых примечательных и ярких страниц истории: освоение новых земель и новых видов труда (виноградарство и других), восприятие достижений и пороков греко-римской цивилизации, переход к государственной религии, ломка старых устоев и норм и обязательная попытка сознания примирить старые представления с новыми требованиями.
Примерно четырнадцать веков от исходной точки времени. Много ли это? Если допустить, что каждое поколение - вопреки всем бедам и горестям - оставляло людям несколько столетних памятливых стариков и особенно старух, щедро одарявших внуков и правнуков сокровищами своей памяти, то окажется, что в цепи времени было всего четырнадцать звеньев, четырнадцать передатчиков народной памяти. Так могло быть на Балканах, в Болгарии и Югославии и некоторых соседних странах, где теперь живет семь славянских народов: словенцы, хорваты, боснийцы-мусульмане, сербы, черногорцы, македонцы и болгары. Так, возможно, было среди западных славян: сербов-лужичан (ГДР), поляков и кашубов, чехов и словаков. И, наверное, было среди белорусов, русских и украинцев. Четырнадцать звеньев в цепи истории - и мало и много; и близко и недосягаемо, как локоть собственной Р5 ки.
По ряду районов расселения славян мы, впрочем, знаем - иногда плохо, иногда получше или совсем неплохо - двух, а то и трех последних передатчиков народной памяти. В этом - великая заслуга собирателей XVIII-< XX веков, смешных чудаков, искавших мудрость и самовыражение не в книжном, а в живом слове. Безвестные и именитые, не очень грамотные люди и крупные ученые или деятели национально-освободительного движения вложили немало сил и энергии в дело собирания бесценных богатств народной памяти. Они знали, что фольклор становится бессмертным лишь тогда, когда он записан и опубликован. И в наши дни подчас удается записывать неизвестные ученым пезни, прожившие в народе сотни лет и готовые вот-вот исчезнуть за ненадобностью даже для тех, кто их еще помнит.
Осмысливая фольклорные записи XVIII-XX веков, ученые пытаются отодвинуть в глубь веков отложившиеся в них народные представления, показать, что многие явления существовали пятьсот, восемьсот, тысячу и более лет назад. Уверенность ученых зиждется на прочном основании, ибо замечено, что традиция, передача фольклорных произведений из поколения в поколение нередко очень устойчива и догматична. Певцов и рассказчиков, канонически почитающих усвоенные произведения, всегда оказывалось значительно больше, чем людей, склонных сильно изменять текст (импровизаторов). И ото нетрудно объяснить. Большинство населения славянских стран из века в век составляли крестьяне и связанные с ними ремесленники.
Их производственный уклад и формы труда, образ жизни и нормы быта изменялись очень | медленно или воспроизводились в неизменном качестве. Это и предопределяло ' устойчивость народной духовной жизни. Устойчивость фольклорной традиции, в свою очередь, чрезвычайно затрудняет точную датировку сложения текстов, раскладку по векам народных песен и сказок, чего упорно и, конечно, безуспешно добиваются историки от фольклористов. Один и тот же образ (например, змея) или сюжет (например, "Муж на свадьбе своей жены") может быть актуальным в течение всех минувших столетий, одновременно порождая себе подобные преемники - образы и сюжеты. Одновременное сосуществование разновременных и родственных образов и произведений является естественной нормой бытования фольклорной традиции.
Итак, изменчивость и устойчивость - вот два кита, на которых стоит здание фольклора. Конкретное соотношение изменчивости и устойчивости обусловливает качества фольклора, степень сохранности древних и совсем архаичных элементов и степень приспособленности фольклорных произведений к новым историческим веяниям. В этом смысле эпическая традиция южных славян, образцы которой здесь представлены, выглядит более ранней по своим качествам, нежели русский эпос. Исторические условия на Балканах способствовали большой консервации эпической традиции и сохранению древних черт, предопределяли большую ее жизненность и актуальность.
Вплоть до наших дней во многих местах Болгарии и Югославии южные славяне осознавали эпические песни как актуальные, жизненно важные произведения. Южнославянские интеллигенты зачастую прекрасно знают сюжеты своих песен, даже могут их петь или виртуозно складывают новые тексты по старому эпическому канону.
Южные славяне лучше сохранили таинственный жанр мифологических песен, к образам и сюжетам которых у других славян имеются по большей части лишь прозаические параллели.
Загадочен образ солнца. У южных славян солнце - мужского рода, что уже позволяло создавать сюжеты, построенные на обыгрывании этого качества. Песни рисуют многие поступки солнца и ничего не говорят о его внешнем виде. Иногда можно почувствовать, что солнце имеет человеческий облик. Но только ли эта ипостась приписывалась раньше солнцу? По-видимому, нет, если допускать, что и солнцу, подобно другим мифологическим существам, могла присваиваться способность к оборотничеству. И все же об этом можно только гадать. Нераскрытость образа солнца или предельная его очеловечен-ность затрудняют аналитическое прочтение песен о нем.
Сложен, многосоставен образ вилы. В ее поступках угадывается сходство с общеславянской бабой-ягой и с восточнославянской русалкой, с севернорусской лешачихой или водяницей, с зацадноукраинской нявкой (мавкой), с западноукраинской и польской "дикой бабой", с балтской лауме. Вила (ср. глагол "виться") - это славянская фея лесов и вод. Она рисуется красивой женщиной (реже - безобразной и нагой) с распущенными русыми волосами,
облаченной в длинное белое платье. Ее оружие - лук со стрелами и волшебный пояс или платок. У нее могут быть крылья, что, вероятно, можно считать следом ее способности превращаться в птицу (ср. девушек-лебедушек в сказках). Вила прекрасно знает растения и цветы, даже сама их выращивает или лечит ими раненого молодца. Она, как и русалка, может оказывать таинственное, но благотворное влияние на рост хлебов. "Самодивские" источники, которым крестьяне приписывали целебные свойства, ныне на поверку оказались минеральными. Вила охотно, но не бескорыстно готова оказать услугу человеку, она даже может наделить человека богатырской силой, и каждый юнак в своих деяниях обычно пользуется помощью вилы-посестримы (названой сестры). Мотивами запирания вод и похищения людей образ вилы нередко сближается или отождествляется с образом змея.
Образ змея, с учетом его эволюционных преемников и последующих метаморфоз, занимает центральное место в славянском фольклоре. Он тоже не однозначен. Ему свойственно множество ипостасей. Змея видели в небесных телах (кометах, метеорах, болидах) и в радуге. Змея отождествляли с природными стихиями (грозой, бурей, туманом, вихрем). Солнечные затмения объясняли тем, что змей стремится пожрать солнце. Змей мог перевоплощаться и в чудовищное пресмыкающееся, и в обычную змею или ужа. Он рисовался также обыкновенным человеком, но, по представлениям южных славян, с крупной головой, большими глазами, бледным лицом и крылышками под мышками. Под влиянием христианства ипостаси славянского змея постепенно подменялись единообразным представлением о драконе с одной или несколькими собачьими головами (ср. иконы), а змей стал восприниматься как олицетворение или ипостась нечистой силы.
Молодцу в песнях всегда противостоит змея (змеиха), девушке - змей. Такое противопоставление не случайность, а принцип первобытной диа-лэктики. Борьба молодца со змеей бескомпромиссна, ибо змея изображалась вредоносной силой, олицетворяющей губительные стихии, и люди не были заинтересованы в умножении этих сил. К змею же издревле относились положительно, хотя он также мог греметь громами и сверкать молниями, обрушиваться ливнем или градом. Считалось, что у каждого села имеется свой змей-покровитель, оберегающий его угодья от нападения чужих и враждебных сил (ср. верования балтов и белорусов в змею, покровительницу дома). Поэтому к похищению девушки змеем относились как к неизбежной плате за покровительство, а в любовной связи девушки со змеем греха не видели, как это стало позже, под воздействием христианства. Люди были убеждены, что только ох такой связи может родиться преемник змея - змеевич, будущий их охранитель. Логика была совершенно естественной и безукоризненной: змея может победить только змей или человек, наделенный атрибутами (свойствами) змея.
Рождение змеевича, по песням, сопровождается природными знамениями. Громы и молнии распугивают зверей, птиц и рыб, пытающихся укрыться в глубине лесов, неба и вод. Дрожит и сотрясается земля. Солнце или месяц

********************************************************************************************

Тот, кто выбирал ислам, автоматически становился "турком". Тот, кто упорно держался за христианскую религию, был совершенно бесправным. Его имущество, он сам, жена, дети когда угодно могли подвергнуться насилию или присвоению. Турки официально именовали подвластных славян-христиан презрительным словом "райя" (стадо).
Известны случаи того, как турки проводили насильственную исламиза-цию ("потурчивание"). Жителям села, окруженным вооруженными турками, предлагалось: тот, кто принимает ислам, должен отойти, скажем, направо, а тст, кто не хочет, пусть отойдет налево. И тут же, у всех на глазах, отрубали голову несогласному сменить веру. Так было в некоторых районах Болгарии.
Поэтому борьба за "свою веру", за которую, кстати сказать, не очень держались до поры турецких завоеваний, в южнославянских песнях всегда осознавалась как борьба за самосохранение, за свои старинные обычаи и установления, за собственное этническое лицо, за самобытность. Очень трудно отказаться от самого себя - даже под угрозой смерти, а смерти религиозные люди часто и не боялись.
Сильные люди уходили в гайдуки. Слабые - замыкались в привычном и неисчерпаемом мире кровнородственных и семейных отношений. Сильными чаще были мужчины, слабыми - женщины.
Главным образом с женщинами связано бытование песен, которые ранними южнославянскими собирателями так и назывались "женскими", а русскими собирателями - "низшими эпическими песнями". Теперь эти песни принято называть балладами, хотя термин "баллада", как представляется, не покрывает все разнообразие славянских "женских" песен. Если к славянским песням подходить с западноевропейскими критериями понимания баллады, то почти все сюжетные "женские" песни, что записывались среди южных славян, можно отнести к балладам. Эти песни часто действительно женские, потому что их пели и до сих пор поют преимущественно женщины.
Женщины искони были олицетворением устойчивости народных традиций. Им мы обязаны записями многих великолепных эпических песен, и не только "женских". Певицы часто нигде не бывали за пределами родного села, и это содействовало консервации старинных песен. Они хранили народную память, как земля - жизненные соки. И как земля с весною дает жизнь всему растущему и живущему, так женщины давали в нужную пору жизнь и детям и песням.
Поразительна прекрасная отточенность балладного языка. Во многих текстах, в отличие от подчас рыхловатых юнацких и гайдуцких песен, совсем нет лишних слов. Стиховая стихия плотно спрессована в точные, почти или вовсе афористичные фразы (формулы), все слова которых в буквальном смысле работают.
В любимых песнях женщин раскрывается мир кровнородственных и сеотношений, как правило, именно с точки зрения средневековой женщины-славянки. Это - позиция матери или сестры, любимой девушки или жены, невестки или свекрови. Поэтому мы вправе считать авторами этих песен - женщин.
Баллада - динамичный рассказ или даже небольшая повесть. В отличие от богатырских, "мужских" песен, где все обычно доведено до логического конца, у баллады часто нет последней точки. Вместо точки стоит многоточие. При анализе нередко выясняется, что причиной недоговоренности является не забвение. Недосказанность - нарочитый художественный прием: самому слушателю предоставляется возможность домыслить финал, вообразить последствия песенного случая в соответствии с собственными моральными установками и с собственным положением в мире кровнородственных и семейных отношений.
Песенное отношение женщины к этому миру было жестко обусловлено традиционными народными нормами и заданной, каждый раз конкретной, конфликтной песенной ситуацией. Певица не могла выбирать произвольное мнение. Каждой женщине в течение своей жизни приходилось, условно говоря, последовательно играть ту или иную роль: быть дочерью, сестрой, любимой девушкой, женой, невесткой, наконец, свекровью. Отношение женщины к содержанию конкретной баллады, конечно же, менялось в зависимости от того, кем сама женщина была в реальной жизни. Отсюда, по нашему мнению,
и расхождения в трактовке какой-либо баллады, которые выявляются при сличении ее вариантов.
Мир кровнородственных и семейных отношений поистине неисчерпаем. Каждый день в нем воспроизводились или только-только возникали бесчисленные конфликты, неповторимые для каждого человека и повторяющиеся тез конца на протяжении многих веков. Столетиями шел отбор типичных конфликтных ситуаций и отлива лея в балладной форме. Женщины не спешили, слагая и отделывая песни, которые были неотделимой частью их собственной жизни: никому не дано убежать от самого себя. Жизнь повторялась - повторялись и баллады, жизнь изменялась - обновлялся и репертуар каждой женщины, неактуальное отходило на задворки памяти или вовсе исчезало.
Образы баллад неизменно нарицательны и предельно типизированы, что, как и формулический характер балладного языка, свидетельствует об очень продолжительном бытовании и непрестанной шлифовке песен. Имена героинь и героев также нарицательны, они - народные. Лишь в некоторых случаях имена прочно закреплены за определенным произведением ("Лазар и Петкана", "Омер и Мейрима", <<Хасанатиница>>), что указывает на выделение персонажей с назначенной ролью, свойственное для сравнительно поздних песенных обработок. Нередки, однако, случаи когда у героев нет даже нарицательных имен: они - просто сын, брат, жених, муж и мать, сестра, милая, жена.

К началу страницы

СОЛНЦЕ И ДОБРИНКА

Была у матери дочка,
Одна кровинка Марийка.
Росла она, возрастала,
Вошла в девичий возраст,
Могла хозяйничать в доме.
Стала ее матушка сватать,
Просватала, выдала замуж,
Но чада она не имела,
От сердца рожденного чада.
Мать говорит Марийке:
"Марийка, дочка Марийка,
И на это ль тебя наставить?
Ступай-ка ты вниз на Тупджу,
На Тунджу и на Марицу,
Найди там камешек белый,
Обмой его со стараньем,
Укутай в теплые пелены,
Положи в золотую люльку,
Его, Марийка, баюкай,
Баюкай, пой ему, дочка:
"Баю, камешек, баю,
Стань у меня дитятью!"
Послушалася Марийка,
Пошла она вниз на Тунджу,
На Тунджу и на Марицу.
Нашла она камешек белый,
Его в реке искупала,
Тепло его запеленала,
Клала в золотую люльку.
Марийка камень качала,
Качала и песни пела,
Триста песен пропела,
Ни разу не развернула.
А как его развернула,
Вот уж большое чудо:
Камешек стал дитятью.
И окрестили младенца,
Дали красивое имя,
Красивое имя Добринка.
Росла она, вырастала,
Взрослой девушкой стала,
А мать ее не пускала
Ни по воду, ни к скотине.
Мать как-то пошла за водою,
Добринка из дому вышла
И на балконе села,
Там вышивала на пяльцах.
Там Солнце ее увидало,
Глядело три дня, три ночи,
Глядело и трепетало
И заходить не хотело.
Мать ему ужин готовит,
Готовит, его ожидает,
Ждет его и вздыхает:
Где это сын задержался?
Как воротилось Солнце,
Мать ему тихо молвит:
"Солнце, милое Солнце,
Где же ты задержалось,
Вот уж еда остыла?"
Солнце не отвечает,
Только чело хмурит.
Мать на него поглядела,
Вновь ему тихо молвит:
"Сын, почему не скажешь,
Зачем ты светишь так долго,
Светишь и не заходишь,
Матери не отвечаешь?
Зачем спалил ты, сыночек,
Старых людей на ниве
И молодцов в Добрудже,
Малых девиц в Загорье?"
Солнце матери молвит:
"Ведаешь ли ты, мама,
Какую узрел я девицу
На нижней земле под небом?
Я на небе - светило,
Она на земле - Солнце,
Среди людского рода
И среди трав зеленых.
Знаешь, матушка, знаешь,
Коль не возьму ее в жены,
Мне не светить так ясно,
Как до сих пор светил я".
Мать ему отвечает:
"Солнце, мамино Солнце,
Как ты возьмешь невесту,
Ведь на земле невеста,
А мы на небе синем?"
Солнце снова ей молвит:
"Мы заберем ее просто:
Пустим лучи золотые,
Их превратим в качели,
Их на землю опустим,
В лучший девушкин праздник,
Как будет Святой Георгий,
Явятся старый и малый
Во здравие покачаться,
С ними придет Добринка,
Сядет она на качели,
Во здравье качаться станет,
А мы качели потянем
И прямо в небо поднимем!"
Как придумало Солнце,
Так и сделало скоро:
Лучи золотые пустили,
Привязали златые качели,
На землю их опустили
В лучший девушкин праздник,
Как был Святой Георгий.
Сходились старый и малый
Во здравие покачаться,
И вот явилась Добринка
Во здравие покачаться.
Когда на качели села,
Села и закачалась,
Вверх поднялись качели,
Под синее ясное небо.
С тех пор и по наши поры
Светят на небе два солнца:
Первое солнце - Солнце,
Другое солнце - Добринка,
Солнце сияет летом,
А Добринка - весною.

К началу страницы

****************************************

СОЛНЦЕ И ЮНАК СОСТЯЗАЮТСЯ

Как-то вечером у колодца
Похвалялся добрый юнак
Перед девушками, перед парнями:
"Есть такой у меня конь добрый,
Добрый конь и такой быстрый,
За день землю на нем объезжаю,
За день землю, кругом всю землю;
Объезжаю и возвращаюсь".
Как услышало ясно солнце,
Отвечает ясное солнце:
"Гой еси ты, юнак добрый,
Ну-ка мы с тобою поспорим,
О великий заклад поспорим,
Положим с тобою клятву:
Если за день землю объедешь,
За день землю, кругом всю землю,
Объедешь ее и вернешься,
Возьмешь мою милую сестрицу,
Милую сестрицу Ангелину;
Ну а если не сможешь объехать,
Твоего коня заберу я".
Добрый юнак выходит
Утром рано, еще до света.
Покуда солнце вставало,
Коня седлал добрый юнак.
Оседлал его добрый юнак,
Вывел коня против солнца.
И едва он вставил ногу в стремя,
Как погнал его конь быстрый,
На средину земли доставил,
А солнце-то уже на полудне.
Спешился добрый юнак '
Посредине земли под тенью,
Под тенью орешины рослой,
Там он добра коня поставил,
Привязал его к ветке крепкой,
А сам прилег и сном забылся.
Добрый конь его бьет копытом,
Бьет копытом и ржет губами:
"Вставай, пора, добрый юнак,
Поднялось уже ясное солнце,
Поднялось, стоит на полудне".
Пробудился тут добрый юнак,
И вскочпл здесь добрый юнак,
И коня отвязал от ветки.
И опять он вставил ногу в стремя,
И всю землю тогда объехал,
И объехал, и воротился.
И тогда поехал он к солнцу,
К солнцу, к его воротам.
Ангелина по двору ходит.
Как увидела доброго юнака,
Отворяет ему, встречает
И коня по двору водит.
Ждал-дождался добрый юнак,
Пока не вернулось солнце -
Вечерять ему пришло время.
Сели солнце вместе с юнаком,
Чтоб поесть да попить толком.
Ангелина им услужает,
Наливает им и подносит.
Так ели они и пили,
И отдало ясное Солнце,
И отдало милую сестрицу,
Милую сестру Ангелину,
И отдало в жены юнаку.
Посадил ее добрый юнак,
Посадил на коня с собою,
И повез ее добрый юнак,
Повез домой молодую.

К началу страницы

****************************************

ДЕВУШКА И СОЛНЦЕ

Девушка перечила солнцу:
"Солнце жаркое, я тебя краше,
Краше также родного брата,
Брата твоего - светлого месяца,
И племянников-влашичей краше,
И вечерней звезды - их матери".
Это влашичам было обидно.
Матери сказали такое:
"Наша матушка, звезда вечерняя,
Проси дядю, жаркое солнце,
Чтоб он спалил лицо девичье,
Чтобы девушка больше не хвалилась!"
Услыхала то звезда вечерняя,
Не хотелось ей, но было трудно
Не послушаться детей родимых,
Попросила жаркое солнце.
Рассердилось жаркое солнце
И красивой девушке сказало:
"Что хвалишься, красивая девушка.
Красотою своею великой?
Лучше встань пораньше завтра утром
И приди на высокую гору -
Восходить я буду над нею,
Там посмотрим, кто одолеет!"
Только утро белое настало,
Рано встала красивая девушка
И пошла на высокую гору.
Как дошла она, жаркое солнце
Над горою, сердитое, вышло.
Зеленая трава вся повяла,
А листва в лесу вся посохла,
А студеную воду посушило,
А лицо девичье потемнело,
Как земля, по которой ходила.
Зарыдала красивая девушка:
"Горе мне, моя матушка милая,
Что ты сделало, солнце жаркое?
Вороти мне лицо мое белое,
Никогда тебе не буду противиться".
Солнце жаркое ей не внемлет,
С неба светит оно все сильнее.

К началу страницы

***************************************

О И, РОСИЦАМОЛОДАЯ!

"Ой, Росица молодая!
Отчего так рано встала,
Раньше петела в два раза,
Втрое раньше ясной зорьки?"
"Оттого я рано встала,-
Раньше петела в два раза,
Втрое раньше ясной зорьки,-
Что проведала, прознала -
Милый мой лежит недужен,
На верху горы высокой,
У ключей студеных, чистых".
"Что ему постелью было?"
"Мурава была постелью,
Зелена трава росиста".
"А что было изголовьем?"
"Изголовьем - белый камень,
Белого мрамора глыба".
"А что было одеялом?"
"Одеялом - черна туча".
"А что ему было тенью?"
"Два орла да черный ворон".
Говорил Стоян с орлами:
"Два орла да черный ворон,
Вейтесь надо мной, доколе
Не ушла душа из тела.
А тогда спускайтесь наземь,
Мясо белое расклюйте
Да напейтесь черной крови.
Руку правую не ешьте,
Я ношу на ней злат перстень.
В крепкий клюв ее возьмите
Да взлетите в поднебесье!
Огляните ширь земную -
Двор увидите мощеный,
Посредине тонкий тополь,
Возле тополя колодец,
Выложен мрамором белым.
Рядом с мраморным колодцем
Милая в зеленых травах
Шелком шьет узор на пяльцах.
Там мою десницу бросьте!
Пусть жена моя узнает,
Что ее Стоян скончался
На верху горы высокой,
У ключей студеных, чистых".

К началу страницы

******************************************

ВОРОН КАРКНУЛ НА ВЫСОКОЙ ЕЛИ

Ворон каркнул на высокой ели,
Волк завыл да на горе высокой,
Ворон каркнул, ворон крикнул волку:
"Ой ты, волк, ой, побратим любезный,
Опускайся вниз, к высокой ели,
Здесь лежит юнак с тяжелой раной,
Ты наешься вволю белым телом,
Утолю я жажду черной кровью".
Крикнул ворон, опустился с ели,
Опустился прямо на юнака,
Но очнулся вмиг юнак сраженный,
И схватил он ворона рукою,
Хочет крылья ворону отрезать,
Хочет резать вороново тело.
Ворон каркнул, стал просить юнака:
"Ой же ты, юнак с тяжелой раной,
Ты не режь мне, не секи мне крылья,
Воронята малые заплачут,
Станут каркать, слать тебе проклятья".
Отвечал юнак с тяжелой раной:
"Если мать моя по мне заплачет,
Милая сестра и девять братьев,
Пусть уж лучше плачут воронята".
Ворон каркнул, закричал юнаку:
"Отпусти меня, юнак, на волю,
Полечу я к белому Дунаю,
Полечу я в белый Будин-город,
Наберу я там воды целебной".
Отпустил юнак на волю птицу,
Черный ворон скоро возвратился,
Он водицы дал испить юнаку,
Тот испил и на ноги поднялся.

Разное

Древнерусские шрифты: Drevnerusskij, Velesovi (Велесовица), Fita_Vjaz, Fita_Poluustav, CyrillicOld, Psaltyr, Sergij_0, Indycton_ieUcs

(скачать все шрифты, архив 291Kb)

Copyright 2005 Наследие Древности

К началу страницы

| Новости | Музыка | Об ансамбле | Читальня | Инструменты | Фото |

  Rambler's Top100

?????????? ????????? - ???????, ????????, ?????????, ??????????, ??????, ????-, ...

 

       
Hosted by uCoz